Армен Джигарханян: «В возрасте главное не паниковать и ничего не бояться»

В переводе с армянского фамилия Джигарханян означает «властитель душ». Правда, есть и другой перевод – «владелец печенки». Артист говорит, что переводы можно использовать в зависимости от ситуации. Но все же сегодня наш с ним разговор, как с властителем душ.

- Армен Борисович, поделитесь с читателям «Барометра здоровья»: в чем секрет долголетия?

- Очень просто: юмор на грани цинизма. Ведь если начинаешь переживать о бесконечных проблемах и болячках, то жизнь останавливается – засасывает тебя своей болью. Нужно найти в себе резервы не обращать на все это внимание.

- И вы нашли?

- Кажется, да. В последние годы я стал, например, часто забывать текст. Ну какие-то сосудистые дела… Играешь спектакль и вдруг – шарах! – белый лист перед глазами. Здесь главное не поддаваться эмоциям, не паниковать и не нервничать - возраст есть возраст.

Я ведь уже через это проходил, когда однажды в спектакле на моих глазах Фаина Раневская забыла текст. Сознание работало четко, а взгляд судорожно метался. Мы стали ей помогать, подсказывать, но она вдруг громко сказала: «Нет, я ничего не помню!»

И зритель все понял. Страшно ли это для артиста? Не страшно. Главное не суетиться и лихорадочно не вспоминать… Кассета не работает.

- Но все же что делаете вы для того, чтобы «кассета работала»?

- Стараюсь есть поменьше тяжелой и жирной пищи. А в день спектакля и вовсе придерживаюсь диеты – не нагружаю сосуды.

- А дополнительные препараты?

- Врачи прописали мне уйму лекарств, для того чтобы питать сосуды. Но я к лекарствам давно уже отношусь настороженно. И однажды с одним из врачей у меня вышел спор. Я спросил: «Зачем мне это лекарство?» - «Ваше дело следовать указаниям врача». – «Погодите, но это ведь мой организм! Я хочу понимать, как действует то, что я собираюсь пить». Врачи ведь не знают, что у меня в организме. А я знаю. Мой друг, академик Левон Бадалян (его уже нет, к сожалению), был выдающимся нейрохирургом. Его специальностью был детский мозг. Он говорил: «Не помешать бы организму». Потому что твой организм — самый точный, он всегда направит, если к нему прислушиваться. Вот и я уяснил на всю жизнь: не помешать бы…

- Недавно вы сказали, что с возрастом стали сентиментальны: мол, увидите на улице котенка и плачете. А сентиментальность хорошее качество для актера?

– Я стал даже слезливым. Могу расплакаться, если пенсионерка стоит с протянутой рукой… Или когда смотрю какую-нибудь передачу, скажем, о детском доме. Но бывает, что утираю слезу и на репетиции. Только это уже совсем другие слезы. Вы знаете, я очень люблю высказывание Ницше: «Искусство нам дано, чтобы не умереть от истины». Чувствуете, сколько философии в одной фразе?! Поверьте мне, я 58 лет занимаюсь искусством, лучше него никто не сказал, ибо искусство – невероятно страшное занятие.

– Что вы имеете в виду?

– Многие не выдерживают, сжигают свою душу… Уходят в молодом возрасте. Умирают, спиваются. В психиатрии есть термин «синдром некомпетентности». Он очень подходит моим коллегам. От сильных нагрузок организм не выдерживает. Энергетики, таланта, сил не хватает, а играть хочется, вот и берешься за роль, которая не по плечу. Надорваться легко, вернуть сбитое дыхание трудно. И ведь даже со стороны это не всегда заметно, порой сложно подсказать, уберечь от ошибки. Нередко горим, набирая абитуриентов в театральные вузы. Вроде бы перед комиссией человек заиграл, засверкал, а потом вышел на сцену, и стало ясно: рампа им не преодолевается, этот барьер не будет взят. Зато другой, казавшийся никаким, пальцем в носу ковырнул, и зал заплакал. Почему? Не знаю ответа.

- А лично в вашей жизни такие были моменты «надрыва», когда вам казалось, что «синдром некомпетентности» наступил?

- Ты хочешь, чтобы я сейчас разоблачил все свои 78 лет жизни? Бывало, что и врал режиссерам, и совершал нехорошие поступки. Но я за них несу ответственность. Сам. Ни от чего не отрекаюсь. Я в ответе за все, что сделал. Там, далеко, буду об этом думать. Что-то смогу исправить, а что-то останется моей болью.

- Но есть ли смысл об этом думать?

- Не знаю. Может быть и нет. Человек на протяжении своей жизни непременно меняется. Поэтому я не люблю осуждать кого-либо другого по его старым поступкам. Вдруг он пережил несколько страшных ночей в своей жизни? Вдруг изменился?

- У вас такие ночи были?

- Ну ты снова ждешь от меня разоблачений. Могу иначе сказать: я очень изменился с годами. А в этом мне помогли маленькие дети и животные. Они для меня - средоточие правды: как они плачут, кусаются, не принимают тебя или наоборот… Мой диалог с ними - самый высокий. Если бы мы так учились и на сцене играть!

- Не хотел затрагивать эту болезненную тему, но все же нельзя не вспомнить вашего легендарного кота Фила…

- Да, Фил. Он прожил со мной 17 лет и многому научил. Например, благодаря нему я понял, что нельзя сидеть, лежать (иными словами - терпеть что-либо), если это тебе самому неудобно. Нельзя идти на поводу! Ты сам должен учиться. А нас очень часто куда-то ведут. Помните, была такая песня: «Стань таким, как я хочу». Мы, к сожалению, живем по этому принципу, впадая в постоянную зависимость от чьих-то желаний и навязанных кем-то условностей. А вот Фил у меня был существом абсолютно независимым. Он не делал лишних телодвижений – ни моральных, ни физических. И, кстати, однажды спас мне жизнь.

- Как?

- Я ехал, уставший, после репетиции. Ночь. Дорога пустая, и не заметил, как заснул. Вдруг снится мне, как Фил прыгает мне на грудь. В ту же секунду я проснулся и вижу, что мчусь на высокой скорости по встречной полосе. Едва успел сориентироваться, потому что навстречу ехала машина.

- Бог отвел…

- Не Бог, говорю тебе, а Фил. В какой-то момент я понял, что ни Бог ко мне, ни я к нему не имеем никакого отношения. Не надо мне помогать. Я сам справлюсь. Я все про себя знаю.

- Хочу вернуться к вашей фразе о том, что нельзя идти на поводу. Это ведь красиво звучит, когда прожил большую жизнь, но вы же застали те времена, когда каждый в той или иной степени должен был идти на поводу у партии и правительства…

- Да, но сопротивление все равно ведь было. Вот я вспоминаю такой случай. Однажды в махровые советские времена во время гастролей я присутствовал на приеме у диктатора Румынии Николае Чаушеску. Это был очень пышный загородный прием, и когда вождь прибыл - все резко двинулись к нему навстречу. А мне в этой толпе было неуютно. И я отошел в сторону. Думаю: значит, не судьба нам увидеться. Но вдруг появились какие-то люди и повели меня к месту, где было написано: «Джигарханян». Я не раз об этом думал. Стало быть, в тот момент эти загадочные силы помогли прийти мне «к самому себе», к этой надписи: «Джигарханян».

- Вы счастливый человек?

- Абсолютно.

- Спрашиваю об этом потому, что многие ваши коллеги никак не могут «прийти к самому себе»: например, бравируют собственной славой, на ходу меняют убеждения, лишь бы остаться любимчиками народа…

– О том, как сохранить зрительскую любовь, я никогда не думал. На сцене делал только то, что лично мне нравится, либо отказывался от ролей. Это и есть высшее счастье для человека – жить себе в удовольствие. А то что это понравилось и тысячам людей, для меня уже вопрос второстепенный.

Мне один человек, имея в виду мои работы в кино, сказал: «Ты очень мощное животное». Мне очень это понравилось. Лучший комплимент. Значит, нюх у  меня есть. Хотя не могу сказать, что не ошибаюсь в людях. Я же снялся в 300 фильмах. Значит, имел как минимум 600 партнеров, 300 режиссеров, 300 операторов. Столько людей мимо меня прошло! Конечно, не у всех получались хорошие работы, уроды выходили. И что, мне теперь за ними с винтовкой бежать? Спокойней надо ко всему относиться.

- Я знаю, что весьма спокойно вы относитесь и к своим наградам, которых у вас несчетное количество. Сколько у вас орденов, помните?

– Помню и не помню. Когда речь идет об очередной награде, я всегда отвечаю так: «Если вы хотите пожелать мне что-то хорошее, то пожелайте, чтобы я долго был живой». Вот это важно. Быть живым, чтобы у тебя появлялась реакция на укол. А если я получу все ордена, то и реакция на укол возникать не будет, я перестану быть человеком.

– Путин, когда пришел к власти, наградил вас орденом «За заслуги перед Отечеством» 4-й степени, а за несколько лет до этого Ельцин вручил вам такой же орден, но 3-й степени…

– О, ну это смешная история. Я долго думал: почему так получилось? Идут годы, власть меняется, а получается, что мои заслуги оцениваются все ниже и ниже...

Но если без шуток, я думаю, они просто что-то перепутали. Мне кто-то даже посоветовал: когда пойдешь получать орден четвертой степени, прикрепи на пиджак орден третьей степени (смеется). Но я не стал этого делать: боялся смутить президента.

- А вообще у вас с политикой теплые отношения?

- Как вам сказать. Мне  не нравится, когда государство (любое!) начинает навязывать мне, с какой страной дружить, а с какой не дружить. Знаете, в замечательной пьесе о Моцарте «Амадеус» есть сцена, когда король, прослушав оперу, говорит: «Моцарт, все хорошо, но, по-моему, много звуков». На что Моцарт отвечает, что звуков ровно столько, сколько должно быть. Вот это потрясающая фраза. Я понимаю ее так: «Не лезь не в свое дело, товарищ король. Потому что про музыку и количество звуков Моцарт знает лучше тебя...» Человечество всегда хочет уйти от запретов, которые навязывают нам политики. Придумали визы. Шенгенская и еще Бог знает какая. Но визы мешают людям общаться, понимаете? Получается, что политика диктует нам, в какие страны мы можем свободно ездить, а в какие – с трудом.

- Пятнадцать лет вы возглавляете собственный театр. Приходится ли вам дружить с властью?

- Русский театр – это крепостной театр; крепостному театру нужен хозяин, который кормит своих артистов. И русский театр должно кормить государство. А сейчас у государства много других и более важных проблем. Безработица, дороги, останавливающиеся предприятия, разваливающееся сельское хозяйство и так далее. И вот тогда для руководителя театра начинаются «хождения по мукам». Мы прячем в карман свою гордость и начинаем ходить по кабинетам, унижаться. Мне недавно в одном таком кабинете начальник сказал примерно следующее: «Вот вы все: театр и театр! А я тут по телевизору КВН смотрел, очень смешной. Это искусство – для народа!» Ему нужен КВН. И он уверен, что театр народу не нужен. А я уверен, что наоборот: чем тяжелее времена, тем нужнее людям театр. А сейчас нравственность в обществе падает. Бедный человек думает о своем желудке, и насчет нравственности он не в очень хорошей форме. Культура в наше время находится в тяжелом состоянии. Во что это все выльется – не знаю. Конечно, есть добрые люди, есть понимающие люди. Кто-то просто сочувствует: ой, как вам тяжело. А кто-то помогает. К счастью, у нашего театра есть друзья. И они нам очень много помогают. Театр не может все время бороться за выживание. Он должен жить, работать, выпускать спектакли. Искусство – процесс безостановочный. Недаром же Бодлер сказал: «Вдохновение рождается от ежедневного труда».

- Вы вдохновляетесь часто?

- Стараюсь, хотя возраст, конечно, сказывается. Лучшее вдохновение – посмотреть хороший спектакль. Но сейчас с этим туго. Часто сидишь - мучительно ждешь финала.

- Со спектаклей уходите?

- Никогда в жизни! Надеюсь: а вдруг есть второе дно? Мой институтский учитель Гулакян говорил, что спектакль всегда собирают с добрыми намерениями. Никто не хочет готовить блюдо из тухлятины. Нет, и такие встречаются, но это уроды, исключения. Мы не о них, речь о тех, кто старается, но не справляется. Редко бывает, искра пробежит, и в зале, как в храме, запахнет ладаном. Люди ходят в театр по привычке, не ожидая потрясения, культурного шока. Вроде бы положено, вот и идешь.

- У Ролана Быкова была роль Пушкина, которую он так и не сыграл и о которой не мог спокойно говорить до конца жизни. А у вас такая роль есть?

- Нет, я все сыграл. Потому что важно не название роли, а боль, проблема, которую ты пытаешься решить, выходя на сцену. Их я сыграл. Думаю, что и Ролан все сыграл. Если у него внутри проблема. А грим, нос накладной – ерунда. Я своих Гамлета, короля Лира сыграл, и вы даже не догадались где. Просто послужной список ролей – ерунда.

Виктор Борзенко