«Жизнь каждого – вопрос его совести»

Федор Агапитов Врач высшей категории, Отличник здравоохранения, начальник кабинета функциональной диагностики госпиталя МСЧ ГУВД по РО. Закончил педиатрический факультет Ростовского медицинского института. Работал врачом-педиатром сельской поликлиники в Чертково, заведующим отделением функциональной диагностики детской областной больницы, главным специалистом Облздравотдела, экспертом научнопроизводственной фирмы «Медиком МТД». Один из организаторов детской службы функциональной диагностики на Дону. Профессионал высокого класса. В отношениях с коллегами принципиален, честен, отзывчив, всегда готов подставить свое плечо, помочь в трудную минуту. В детской областной больнице, где в его подчинении работали в основном женщины, свой отпуск планировал только на зимние месяцы, чтобы отпустить на отдых мам во время школьных каникул. Сослуживцы отмечают в характере Агапитова лояльность, сдержанность, постоянное стремление овладевать новыми знаниями, приверженность старым нравственным устоям, оптимизм, терпимость по отношению к окружающим, искренность, жизнелюбие. Хобби: чтение, бальные танцы, театр, музыка и разведение цветов. Женат. Супруга Елена Петровна, кандидат медицинских наук, работает в лаборатории биофизики рака Ростовского онкологического института. Дочь Ольга — тоже медик. Грани судьбы Он мог сделать большую карьеру с высокими научными званиями и громкими регалиями, но предпочел нелегкую стезю практического врача, профессионала экстра-класса, продолжателя династии, общий стаж которой почти двести лет. Документы домашнего архива этой семьи — готовый материал для многосерийной саги о нескольких поколениях врачей и целых эпохах в истории России, где было все: вой ны и любовь, предательство сослуживцев и самоотверженное служение профессии, обиды и горести, потери и вера в светлое завтра. Основатель династии Арам Петрович Кечеджиев с юных лет мечтал стать доктором. Но путь в высшее учебное заведение для него, сына купца 2-й гильдии, был заказан. Прежде чем туда поступать, унаследовавший купеческое звание должен был выйти из своего сословия. Пришлось подавать прошение в городское собрание, только после его официального решения в 1904 году нужный документ был получен, и теперь уже мещанин Кечеджиев поступил на медицинский факультет Харьковского университета, а после окончания курса стал военврачом. Пройдет не один десяток лет, и он будет рассказывать внуку, Федору Агапитову, о турецкой войне, о том, как судьба свела его с царскими особами, об отступлении Деникина, о жизни до и после революции. — Случилось так, что именно 7 ноября 1917 года дедушка с бабушкой сыграли свадьбу, — делится «семейными тайнами» Федор Викторович. Они тогда даже не представляли себе, что произойдет в дальнейшем. Познакомились будущие молодожены в Ростове, в Мариинской больнице, здание которой до сих пор сохранилось на территории Онкологического института. Оба работали там после завершения учебы в Харьковском университете. Он — терапевтом, она — педиатром. Потом они всегда отмечали этот день, все сорок лет совместной жизни. — Значит, ваш дедушка был первым, кто вышел из купеческого клана, избрав профессию врача? — В их семье было 13 детей. Трое пошли в медицину. Военврач Тигран Кечеджиев погиб в первую мировую войну, а третий брат, который тоже стал медиком, заболел тифом и умер от голода в Новороссийске, отступая на юг с войсками Деникина. Те, кто избрал коммерцию, тоже пострадали. Старшего брата убили бандиты, много было тогда бед и трагедий, поэтому дед не жаловал ни Советскую власть, ни Сталина. Но это никогда не отражалось на профессии и на отношении к людям. Он работал в госпитале, в институте переливания крови, преподавал в мединституте, считался одним из лучших диагностов Ростова, консультировал, занимался частной практикой. Иногда по воскресеньям брал меня на вызовы. Помню, как мы пришли к старушке в какую-то маленькую квартирку. Дедушка долго осматривал больную, слушал, потом выписал рецепт и попросил что-то принести из другой комнатки. Когда старушка вышла, он положил под блюдце, стоявшее на столе, 50 рублей и ушел. — Не только денег за визит не взял, но еще и оставил на лекарства? — С бедных он никогда не брал ни копейки. Как-то раз к нам пришел финиспектор и спросил у дедушки, почему в его книге против одних фамилий стоит какая-то сумма, а против других нет. Арам Петрович ответил, что с этих пациентов он денег не брал. Потом к нам приходило много людей, говорили, дескать, фининспекция интересовалась, и они подтвердили, что действительно не оплачивали консультацию этого доктора. — У Арама Петровича росли сын и дочь, но продолжателем династии стала именно она, а не Бедрос Арамович, почему? — Он предпочел музыкальную карьеру и по сей день работает преподавателем по классу скрипки в школе имени РимскогоКорсакова. На деда похож прежде всего тем, что всегда стремится быть лучшим в профессии. И, надо сказать, это ему удается. По мужской линии медицину избрал племянник дедушки. Он стал министром здравоохранения Армении, а впоследствии главным врачом 4-го управления в Москве. Моя мама всегда хотела быть гинекологом. Она успешно сдала экзамены и поступила в наш мединститут без всякой помощи знакомых и «поблажек на фамилию». Роды под бомбежку — Мамина судьба тоже в чем-то неординарна. Во-первых, она была из «Огненного выпуска», который после сдачи экзаменов ушел на фронт. Во-вторых, вышла замуж не за армянина, а за русского математика, сына бывшего эсера, успевшего к тому же отсидеть в тюрьме за неблагонадежность, после того, как «товарищи» донесли, что он недостаточно внимательно ознакомился со статьей Молотова «Усиление классовой борьбы по мере развития социализма». — В нашей семье никогда не разделяли людей по национальному признаку. Женились все только по любви, остальное — партийная принадлежность, статус, материальный достаток в расчет не принимались. Мои родители оформили брак незадолго до войны. А в первые же ее дни отец ушел на фронт. Я родился под бомбежку, 1 октября 41-го года. В родильном зале никого не было, все побежали в бомбоубежище. Но мы с мамой уцелели. Теперь я часто вспоминаю слова деда, который говорил: «Ничего не бойся, нас охраняет Бог!». Но во время оккупации семья едва не погибла от голода. Дедушка собрал у себя в доме всех родственников, прокормить их было очень сложно. После освобождения Ростова мама работала в военном госпитале, а в 45-м вернулся папа. Поскольку он сидел, преподавать в вузе не разрешили, и отец много лет учительствовал в школе рабочей молодежи. Только в 54-м году его вызвали в КГБ и объявили о полной реабилитации. Вскоре поступило предложение о работе в одном из ростовских вузов. Но защитить диссертацию все равно не дали. Если бы не тюрьма и не война, отец мог бы стать талантливым математиком. Ведь он был одним из любимых учеников профессора МордухайБолтовского, потомка визиря хана Гирея, ярчайшей звезды русской математической школы. Убеждают только поступки — Ученые утверждают, что характер и способности человека только на 50 процентов зависят от генов, остальное — результат воспитания. Пример вашей семьи, похоже, только подтверждает это правило. С какими бы историческими, политическими и личными потрясениями не была связана судьба ваших близких, все получили высшее образование и стали порядочными людьми... — Воспитание бывает разным. Убеждают только поступки. Сами по себе они могут быть незаметными, но след в душе оставляют огромный. Ты растешь, впитывая менталитет, энергетику, устои и традиции. Когда в наш дом вошел русский зять, в семье перестали говорить по-армянски. Уважительное отношение к людям любой национальности дед прививал нам с раннего детства. То же самое и с заботой о близких. Летом Арам Петрович отправлял отдыхать всех детей: и своих внуков, и дочерей сестер. За помощью к нему в любое время дня и ночи могли обратиться соседи, друзья, даже малознакомые люди. Отказов не припомню. Дед был убежден: профессия врача — это экзамен на человечность. Хороший врач не может быть плохим человеком. Он всегда помнил об этом сам и требовал того же от своих близких. За обедом, за общим столом обсуждались итоги дня. Говорили на медицинские темы, так что азы анатомии и врачебного дела я познал еще в раннем детстве. Все родственники не сомневались в том, что стану врачом, а после поступления в мед институт Кечеджиев-старший старался передать мне приемы и профессиональные секреты, которыми тогда мало кто владел. Многое из того, что он знал и делал, стало нормой только спустя годы. — Со времени вашей учебы в мединституте прошло более полувека. Если сравнить процесс обучения тогда и сейчас, насколько он отличается? — Я могу судить об этом не понаслышке, поскольку Ростовский «мед» закончили и моя дочь, и мой зять, и я сам постоянно общаюсь с молодыми врачами, пришедшими в профессию, что называется, со студенческой скамьи. В наше время учили сердцем, нынче приоритет отдается «поточному» методу, стандартам, новомодным техническим веяниям. Каждый преподаватель в вузе пятидесятых годов был личностью, в своих студентах он воспитывал индивидуальность, творческое мышление, чувство достоинства и преданности делу. Процесс обучения казался нам каким-то неформальным, доверительным. Нас учили тому, что в 90 % случаев надо лечить так, а в 10 % можно иначе. Главными были принципы «не навреди», сделай все, что возможно и даже невозможно. Профессора делали обходы своих пациентов и брали с собой студентов. Мы видели то, что понадобилось потом в повседневной практике. Когда после института я приехал в сельскую поликлинику, мне сразу пришлось стать «мастером на все руки», замещать и терапевта, и офтальмолога, и отоларинголога. И я справлялся, потому что меня всему этому учили. Мышление врача должно быть диалектическим, а его поиск — творческим, говорили наши педагоги. Сейчас — статика, все по схеме, все по стандарту: при одной болезни дай эту таблетку, при другой — ту. Молодых докторов редко учат размышлять, искать, экспериментировать. Зачем? Открыл Интернет, там уже все приготовлено. Быстро, выгодно, удобно. Проверять надо только страховой полис, чтобы не был просрочен, и суммы за оказанные услуги на платном приеме. Лекарство выписал, не беспокоясь о том, как оно сочетается с другими препаратами, назначенными коллегой из соседнего кабинета, или о том, способен ли пациент купить это лекарство, может, стоит назначить менее дорогой аналог. За стенами большинства поликлиник и больниц какое-то торжище. За все требуют денег, провозглашая при этом право на бесплатное здравоохранение. На обычный прием нет номерков, за деньги — пожалуйте хоть сейчас, к любому специалисту, на любое исследование. Иногда хочется взять в руки автомат Калашникова и пойти по кабинетам особо ретивых в этом деле эскулапов. Врачебная династия в эпоху перемен В больницах врачи не назначают лекарства, которые не имеют права выписать. Хотите вылечиться — покупайте сами, нет — заменим тем, что есть, но неэффективно. В некоторых городских стационарах даже обычных антибиотиков, которые по разнарядке выдают для больных, хватает на пару недель. Остальное время чем хочешь, тем и лечи. К счастью, в госпитале МВД, где я работаю последние годы, такого и близко нет. Здесь еще сохраняются и принцип «не навреди», и добросердечное отношение к больному, и чувство ответственности за результаты лечения. Мне очень приятно работать в этом коллективе. — Вам просто повезло, потому что и в Детской областной больнице, где Вы проработали более 30 лет, такого безобразия никогда не было. Может, потому, что главные врачи не забывали о нравственном долге и окружали себя только порядочными людьми, иные просто не задерживались в коллективе? — От руководителя, бесспорно, зависит очень многое. Но есть еще и общественное мнение. Если вокруг вас культ денег, и успех оценивается только их наличием, то даже самый хороший руководитель вряд ли сможет удержать от неверного шага всех и каждого, просто не уследит. — Но ведь есть еще и гены добропорядочности, которые срабатывают как иммунитет на безнравственность. Вашей семье пришлось пережить очень сложные времена, но никто ведь не стал воровать, пить, врать, предавать профессию или друзей. — Мы тогда были людьми увлеченными и людьми верующими, с неиссякаемым стремлением к знаниям, нам все было интересно. Когда в кружке, еще будучи студентом, я столкнулся с электрокардиографом, захотелось освоить эту технологию, и я навсегда остался верен функциональной диагностике. Старался учиться всю свою жизнь и продолжаю делать это по сей день. Осваивал электрокардиографию, энцефаллографию, потом компьютерную технику. — Если завтра придет новое оборудование, снова «сядете за парту»? — С удовольствием. Учиться никогда не поздно и никогда не стыдно. Многие мои бывшие однокашники сетуют на нынешнее качество обучения, говорят, что врачей довели до уровня малограмотных фельдшеров. В чем-то они, безусловно, правы. Но ведь и среди молодых специалистов есть сегодня талантливые ребята, которые находят свой путь к знаниям. Главное, чтобы желание расти в профессии, а не в чинах, преобладало. Истина одна, но каждый ищет ее по-своему — Неужели у вас никогда не было желания стать профессором или главным врачом? Ведь были все возможности — знания, опыт, мастерство... — Нет, потому что это не мое. Вы же не станете носить платье не своего размера, даже если оно красивое и от очень престижной фирмы. Я много лет занимаюсь функциональной диагностикой. Почти 30 лет занимал должность заведующего отделением в детской областной больнице, создавал все с нуля, потом перешел в госпиталь МВД, где работаю и сегодня. Быть руководителем среднего звена не зазорно, стыдно быть средним специалистом. В нашей семье всегда считали, что главное — иметь профессию, стать асом своего дела, а регалии большого значения не имеют. Функциональная диагностика сегодня — это целая симфония диагностических возможностей. Я человек оркестра. Когда в руках десятки методик, важно знать, какая из них нужна в каждом конкретном случае. Раньше в этот арсенал входили еще и УЗИ сердца, мозга, внутренних органов, нейросонография. Сейчас все это уже отделилось от функциональной диагностики. Я — счастливый человек, потому что никогда никому не завидовал, всю жизнь занимался только тем, что нравилось и что было необходимо для совершенствования в своей нише. Когда появились новые приборы, я по субботам ездил в Таганрог, где начала работу фирма «Медиком МТД», осваивал тонкости вместе с молодыми программистами, докапывался до мелочей. Это было интересно, это был стимул, свежая струя. Я люблю общаться с молодежью, учусь у них умению оторваться от старого и овладеть новым. — Нововведения тоже бывают разными, недаром в старину говорили: «То, что русскому хорошо, немцу смерть». Теперь, похоже, это не в счет? — Реформаторство — очень сложный процесс. Конечно, за рубежом есть немало хорошего, что стоило бы перенять, но слепое «подстраивание» под гребенку США возмущает меня до глубины души. К сожалению, нередко мы берем то, от чего там уже отказались, или то, что не приживется на российской почве в силу целого ряда причин. И даже помощь, которую оказывает нам Запад, не всегда бескорыстна, не всегда решает глобальные задачи. Взять к примеру те же гранты. С одной стороны, это подмога, с другой — они сужают научный поиск, рубят определенные направления исследований, ограничивают работу целого коллектива ученых. Мы приобрели высокие технологии, но потеряли в человеческом плане. Что же касается реформ здравоохранения, то я отношусь к ним очень осторожно, потому что насаждая новое, они ведь и что-то разрушают. Раньше главным была духовность, общенациональные и общечеловеческие ценности. На первом месте стоял вопрос сохранения вида, а не самосохранения. Вспомните, как наши советские врачи, бактериологи сами заражали себя вирусами, чтобы найти противоядие от недугов, многие из таких смельчаков умирали. Сегодня на первом месте — самосохранение, личные интересы. Общество по сути своей разрушается. И мало кто помнит заветное, «не навреди». Но я все равно верю в то, что эволюция человечества — процесс спиралевидный: спад — подъем. Мы обязательно выйдем из духовной деградации. Сейчас маятник раскачивается в одну сторону, но потом неизбежно будет двигаться в другую, в сторону нравственного совершенствования, человеколюбия, терпимости, взаимопонимания поколений. — Мне не довелось познакомиться с вашей дочерью, но знаю, что она уже кандидат медицинских наук, преподает в Российском государственном медицинском университете в Москве, что она прекрасно играет на фортепиано, поет, рисует, замечательно танцует и при всем этом успевает вести хозяйство и воспитывать четырехлетнюю Катеньку. Тут, похоже, сработали гены сразу трех поколений... — Оля закончила вуз с красным дипломом. Училась в ординатуре в Москве, она доцент кафедры, заместитель декана. Воспитанием ее занимались в основном мои родители. Так что это прежде всего их заслуга. Моя мама хотела дать внучке музыкальное и художественное образование, приобщить ее к науке. Дочь росла в медицинской среде, и неудивительно, что она выбрала специальность врача. Муж ее — тоже доктор, они, кстати, одноклассники и однокурсники, можно сказать, всю жизнь вместе, даже в одной музыкальной школе учились. Саша — нейрохирург, заведует отделением в институте Склифосовского. Теперь на роль продолжательницы династии претендует уже их дочь Катя. — Через три месяца у вас юбилей, семидесятилетие. Не возникало мысли уйти на пенсию, пожить для себя, отдохнуть? — Знаете, когда-то к моему деду пришел известный в Ростове доктор Балабанов. Пили чай, и он вдруг пожаловался, что устает, хочет уйти на пенсию, пожить гденибудь в тишине, на природе. Дед мой так возмутился: «Ты же совсем молодой! Тебе только 75! Не смей даже думать об этом!» Тогда мне это показалось смешным. Теперь понимаю, что Арам Петрович был прав. Сам он официально работал до восьмидесяти одного года. Так что у меня еще есть резерв времени. Еще многому хочется поучиться у жизни. Душой чувствую себя молодым. Разговор вела Ирина Белоцерковская