Известный блогер, хирург и «по совместительству» поэт Алексей Кащеев

Известный блогер, хирург и «по совместительству» поэт  Алексей Кащеев о том, почему умному человеку везде живется плохо, как без образования стать академиком РАЕН и какой диагноз можно поставить нашей медицине

Среди большинства россиян бытует мнение, что лечиться лучше за границей. Вы с этим согласны?

Я бы ответил только за свою специальность – хирургию позвоночника. Я достаточно много стажировался и учился в других странах: в Германии, в США, в Австрии. Если говорить о европейской медицине, то основным плюсом ее считается полная стандартизация и защита от идиотов. Это медицина, у которой обязательно есть средний уровень, ниже которого никто не опустится, ни одна клиника. Это значит, что вместо правой ноги не отрежут левую, что операция будет сделана наиболее эффективным способом, который возможен. В России ситуация другая. У нас нет среднего уровня, нет какого-то стандарта. С другой стороны, у меня, в частности, довольно часто оперируются наши соотечественники, живущие за рубежом. Потому что у нас в стране пациент может наблюдаться у хорошего доктора всю жизнь. А в Германии, к примеру, больной зачастую не знает, кто его оперирует. Это просто «абстрактные руки» системы, которые делают свою работу и уходят. Там отношения с пациентом заканчиваются, когда выставляется счет. Пациент выписан – отношения закончились. Если у человека в дальнейшем возникают те или иные проблемы, то все, что может предложить немецкая медицина, – это оформить другой счет и направить к первому попавшемуся дежурному доктору.

Если сейчас открыть приложение «Карты» и ввести в поисковик слово «клиника», выскочит целый список частных медучреждений поблизости. На их сайтах будут указаны только врачи высшей категории, профессоры и академики медицины. Откуда в Москве столько гениальных докторов?

Оттуда же, откуда у нас столько докторов технических наук, юридических наук и докторов каких хотите наук. Потому что в России очень легко защитить диссертацию, стать профессором или академиком. Есть всякие организации типа РАЕН (Российская академия естественных наук), где, оплатив членство, вы можете стать академиком. Просто вносите некоторую сумму и пишете на визитке «академик РАЕН».

В нашей медицине постоянно что-то реформируют. Как вы считаете, эти нововведения идут на пользу отрасли? И как вы относитесь к новшеству –импортозамещению лекарств?

С тех пор как я решил заняться медициной, то есть с восьмого класса школы, я всю жизнь слушаю про какие-то реформы. Меня спрашивают, как вы относитесь к реформе здравоохранения? Я отвечаю: «О какой именно реформе вы говорите, потому что я все время живу в лингвистическом поле реформ». Если говорить об импортозамещении – его нет. Оно имеет к реальность такое же отношение, как древнеславянские боги. Что реально есть, это сокращение финансирования. Но это не реформа, это упадок. Отечественные лекарства были всегда. Их не стало ни больше, ни меньше. Просто наши таблетки теперь чаще покупают. Если раньше мы могли позволить более дорогой препарат, сейчас мы вынуждены покупать более дешевый.

А по качеству они такие же, как иностранные аналоги?

Если бы наши лекарства клинически тестировались так же, как дженерики в странах, где их активно производят, то да. Но российские препараты сильно уступают зарубежным аналогам. Это лучше всех знают пациенты, потому что диабетика не обманешь. Он знает, что нет большего зла, чем отечественный инсулин. Сколько угодно, кто угодно может перед ними выступать, хоть министр здравоохранения, хоть папа римский. Он понимает, что наш инсулин положишь в холодильник, и он может испортиться. А этого вполне достаточно для того, чтобы оказаться в коме. Или больные с хроническими заболеваниями, они отлично знают, как работают обезболивающие западные и как работают отечественные. Эти люди вынуждены контрабандой переправлять препараты из Европы. Они в трусах их ввозят, как наркотики. Поэтому импортозамещения нет, есть снижение доходов населения.

Как вы думаете, если врачам будут платить зарплаты уровня топ-менеджеров крупных корпораций, они перестанут брать взятки?

Российская медицина живет на благодарности, это правда. Я думаю, что если врачам будут платить больше, то они откажутся от подарков. Я не слышал, чтобы в частных клиниках доктора занимались коррупционной деятельностью, не видел, как человек платит в кассу 500 тысяч и еще 500 заносит врачу. Но даже если наших врачей озолотят, проблема будет в том, что в большинстве случаев они будут работать на дорогие часы, смартфоны и автомобили, а не вкладывать деньги в повышение квалификации: выписывать журналы, ездить на конференции, посещать обучающие курсы.

Вы согласны с мнением, что в России богатым лечение обходится дороже, чем бедным?

Вообще, медицина – это то, что объединяет всех. Когда богатый человек едет в кортеже и кортеж разбивается всмятку, люди вызывают ту же «скорую». Я видел много примеров, когда в лечении состоятельных людей допускают фантастические ошибки! Тут уж к кому попадешь. И дело не только в российских врачах. Для меня является загадкой популярность израильской медицины. Это плохая медицина, новообразованная, без традиций. Да, туда не нужна виза, там много русскоязычных врачей, но напомню историю всем известного фигуриста, во время лечения которого было совершено такое количество ошибок, которое не мог бы допустить интерн даже в самом захудалом российском травмпункте. И сделали это признанные израильские врачи.

Где же тогда лечиться?

Если рассматривать другие страны, нужно ехать в Европу. В Германии дешевле, в Швейцарии подороже. Если же проблема незаурядная, то пациенту нужен врач, который специализируется именно на этом заболевании, где бы тот ни жил: в Турции, России, США.

Сейчас в модно вести здоровый образ жизни. Фанатичное увлечение своим питанием, образом жизни и красотой тела действительно способно предостеречь от заболеваний?

Панацей от заболеваний не существует никаких, в том числе и ЗОЖ. Во-первых, любая чрезмерность мне не нравится: увлечение ЗОЖ, религией, наукой. Если человек начинает на чем-то сходить с ума – это патология. В современном ЗОЖ есть рациональное зерно, оно заключается в том, что для многих людей дошло, что продолжительность и качество жизни напрямую зависит от того, как ты двигаешься и что ешь. В то же время, когда у человека появляются симптомы какого-то заболевания, а он вместо того, чтобы обратиться к врачу, перестает есть мясо или маниакально начинает качать мышцы, – это катастрофа. Я занимаюсь спортом регулярно, хожу горы каждое лето и каждую зиму езжу нырять с аквалангом. Ем я все, но умеренно, в основном домашнюю пищу, которую готовит моя жена. Я не курю, потому что курение – это вредная привычка, которая из всех остальных приносит наименьшее удовольствие и больший риск. Но вместе с тем я сторонник северного типа употребления алкоголя. Я считаю, что ни в коем случае нельзя выпивать бокал вина за ужином или бутылку пива за обедом. Нужно пить периодически, но много.

Известно, что у вас погибла мама, когда вы были еще очень юным человеком. Эта трагедия подтолкнула вас к выбору профессии?

Нет, это событие не связано с выбором профессии. Мама умерла, когда я учился на втором курсе мединститута. Я пошел в медицину под влиянием сериала «Скорая помощь», как и абсолютное большинство моих сверстников.

Ваша работа похожа на сериал «Скорая помощь»?

Нет, больше того, работа врача в США тоже не похожа на этот сериал. Но зато его создатели дали мощный толчок молодым людям в пользу выбора профессии. Им стало казаться, что медицина – это красиво, сексуально.

В одном интервью вы сказали, что, если бы не стихи, вы бы не смогли стать хирургом. Как это связано?

Речь шла о том, что медицина имеет дело с пограничными состояниями: болезнью – здоровьем, жизнью – смертью. Хотя все это молекулы, анатомия, физиология, но структура этих состояний не совсем материальна в конечном счете. Люди приходят в хирургию разными путями, есть коллеги, которые в детстве любили рукоделие, мастерить машинки, играть с роботами, собирать конструкторы. Я абсолютно «безрукий» за пределами операционной. Я даже лампочку не могу ввернуть. Я пришел в хирургию из гуманных соображений, мне нравилась поэзия этих пограничных состояний.

Почему вы стали писать стихи?

Поэтом я никогда не хотел стать. Я придерживаюсь выражения Толстого, если можешь не писать – не пиши. Для меня поэзия – вынужденная необходимость, потому что я не могу не писать.

Что вам дает поэзия?

Она мне дает определенную нематериальную связь с миром. Именно поэзия дает ощущение простых вещей, что я смертен, я влюбился, плохо мне или хорошо. В ней есть загадка. Она заключается в том, что поэзия незримым образом двигает язык вперед. Ведь именно этот жанр, а не проза, не публицистика способствует мутациям языка, переменам в кардинальном направлении. Поэтому настоящие поэты – люди, максимально серьезно относящиеся к слову. К тому же поэзия – это тусовка.

Зачем она вам нужна? В тусовке все друг другу завидуют.

Мне не очень свойственно завидовать. Но без зависти никак. Чтобы писать стихи, нужно придерживаться уровня профессионализма, быть в курсе того, что пишут другие.

Как вы называете жанр, в котором вы пишете?

Мне сложно называть свое творчество стихами. Я называю текстами. Тем более что они со временем претерпевают некоторую трансформацию. Я постепенно отказываюсь от знаков препинания, заглавных букв, формальных признаков языка, потому что я понял, что они начинают мне мешать. Такие знаки препинания, как запятая или восклицательный знак, не важны. Пусть читатель сам расставляет акценты. Я использую обсценную лексику, считаю, что мат является неотъемлемой частью русского языка. Мне вообще из всей литературы ближе всего ОБЭРИУты, то есть Хармс, Заболоцкий. Когда-то мне были близки кубофутуристы.

Если бы Маяковский сейчас жил, о чем бы он писал?

Если бы Маяковский сейчас жил, у него было бы много гражданской лирики, думаю, он бы был немного демшиза. Думаю, он бы писал оды на смерть Немцова. Левое начало в Маяковском было настолько сильным, я уверен, если бы он не покончил с собой, он бы обязательно попал под маховик репрессий, потому что он прирожденный несогласный.

Кто приходит слушать ваши стихи?

Если говорить обо мне – это подписчики моей страницы в фейсбуке или общие друзья по поэзии. Круг этот очень узок в России. Я думаю, что у нас читают поэзию от трех до пяти тысяч человек. Приходят разные люди: школьники, студенты, средний класс, маргиналы, пожилые люди, ну и сумасшедшие, конечно. Я всегда говорю, что литературный вечер считается несостоявшимся, если в зале нет ни одного сумасшедшего.

А миллионеры приходят?

Однажды мы проводили поэтический вечер в Ницце. Там есть русский клуб, куда приходят потомки первой-второй волны эмиграции. Его стены украшают портреты Бродского, чучело медведя, балалайки. Среди посетителей клуба действительно были очень богатые люди. Они говорили на русском языке годов 10-20-х прошлого века, обращались друг к другу «милостивый государь». Это, пожалуй, единственное место, где я встречал миллионеров – любителей современной поэзии.

Если вам завтра позвонит Киркоров и предложит написать стихи для его новой песни, вы согласитесь?

Поэт и поэт-песенник – это разные направления.

Я не смог бы ни за деньги написать песню, потому что я не знаю, как это делается. Похожее происходит со мной по медицинской части, когда утром едешь на работу, а тебе звонят и говорят: «Вас беспокоят с телевидения, вы могли бы через два часа подъехать на эфир? Речь пойдет о девочке, которую парализовало в Новокузнецке, на нее упала глыба льда, а врачи лечили неправильно. Что вы думаете об этом?» – «Но я не знаю, о чем идет речь? Я не знаком с историей болезни этой девочки». – «Ничего страшного, мы вам дадим вводные. Вы только приходите». Для меня подобное категорически неприемлемо.

Вы, поэт, откажетесь от пиара?

Я для себя вопрос с творчеством и деньгами решил уже давно. Творчеством я занимаюсь не за деньги. И я не думаю, что мне доставит удовольствие, если я стану успешно продаваемым автором. Взять, к примеру, Захара Прилепина. Он хороший писатель, но тем, какую позицию он сейчас занял, он настолько себя дискредитировал, что ему не отмыться уже никогда.

Вам не по душе то, что он защищает «русский мир»?

Он раньше был в оппозиции. Но власти пригрели их с Лимоновым, что они с такой радостью переметнулись на ее сторону.

У вас блестящее образование, прекрасная практика. Вы недовольны нынешним положением дел в стране. Не было желания эмигрировать?

Я это сделаю в случае критической угрозы для себя и близких. Из моего литературного круга, так называемого либерального круга, значительное число людей уже переехали по этой причине.

Вам когда-нибудь угрожали?

Нет, пока ни разу. Хотя я уверен, что это случится.

Почему?

В России сейчас сидит в тюрьме порядка 500 человек за перепосты. Далеко не все они являются экстремистами. Человек случайно попадает под раздачу, и его сажают.

А почему вы остаетесь в России?

Есть две причины. Первая – я очень сентиментален, привязчив к местам, к людям. Мне 30 лет, я всю прожил в одной квартире. Мне важно, чтобы вокруг были люди, которых я знаю. Мне нравится Россия и странности этой страны.

То есть за границей вам было бы тяжело?

Умному человеку везде жить плохо. Он находится наедине с самим собой и собственным несовершенством.

Общественное мнение в стране раскололось на два непримиримых лагеря: за действующую власть и против. Этот раскол особо заметен в соцсетях. Как так вышло, что люди, родившиеся и выросшие в одной и той же стране, разделились на два непримиримых лагеря?

Раскол в основном связан с тем, что пропаганда работает путем колоссального информационного потока. Я не буду утверждать, что нет пропаганды в Европе, она есть, она везде есть. Поэтому большей части людей свойственно по той или иной причине не анализировать информацию, а воспринимать ее как данность. Мне, так называемые либерасты, ничуть не менее приятны, чем ватники. Причем люди, которые относятся к категории демшизы, нравятся мне еще меньше, чем урапатриоты. Все они сошли с ума, но по-разному: одни на почве одной информации, другие на почве другой. А где-то между осталось небольшое число людей, которые еще могут найти общий язык друг с другом независимо от политических взглядов.

Вы как врач какой бы диагноз поставили нашей стране?

Если говорить о массовом сознании, то у нас огромное число людей живет в состоянии реактивного психоза. Это состояние, при котором человек, не будучи способным эмоционально и интеллектуально справиться с потоком информации, выходит из себя. Причем не только психически, но еще и физически. Реактивные психозы развиваются у жертв катастроф или захвата террористами. Как от этого избавиться? Я не думаю, что рецепт – это выкинуть телевизор или удалиться из соцсей. Единственный способ с этим справиться – это не терять достоинства, уважения к себе и к собственному здравому смыслу.

На своей странице в фейсбук вы критически высказались о проведении парадов в честь 9 Мая. Вы не патриот?

Я не могу сказать, что мне не нравится чувство патриотизма. Мне не нравится урапатриотизм. Может, я слишком высокого мнения о себе, но я считаю, что та деятельность, которой я занимаюсь, и является патриотизмом. Я стараюсь работать хорошо. Этого вполне достаточно, чтобы я считал себя патриотом.

Как вы считаете, какая национальная идея должна сплотить наш народ? И нужна ли она нам вообще?

Мы с женой прошлой зимой путешествовали по Вьетнаму. Это очень интересная страна, у них национальная идея не в пропаганде, а в умах. Это страна, которая последние 350 лет воевала со всеми вокруг: с Японией, Китаем, Филиппинами, Индонезией, потом она стала ареной войны между США и СССР. Сейчас Вьетнам ни с кем не воюет, у них идея такая – мы 350 лет воевали, сейчас мы хотим пожить для себя. Это вполне могло бы подойти и для россиян.

Вы используете популярность в личных целях?

Я постоянно ей пользуюсь и этого не скрываю. Например, едешь в какой-нибудь город и спрашиваешь, что в нем посмотреть, и получаешь ответы, а еще десятки предложений погостить у кого-то просто так. Это очень трогательно. Дает возможность почувствовать себя человеком большой семьи.

Среди нашей элиты сейчас модно помогать больным, спонсировать дорогие операции, открывать профильные благотворительные фонды, что, конечно, отрадно. А как обстоят дела со спонсорством клиник и медицинских научных исследований у нас в стране?

Я никогда ни о чем подобном не слышал, честно говоря. Даже интересно, что вы спрашиваете, потому что мне и в голову такое не приходило. Но вообще это было бы неплохим благотворительным шагом. Государство мало вкладывает в российскую науку. Если говорить о благотворительности в общем, то она так хорошо протезирует функцию государства, что к этому уже все привыкли. То есть когда у нас собирают миллион рублей на операцию ребенку в России, почему-то никому не приходит в голову, что эта операция входит в список квот и ее должны делать бесплатно.

Каких революционных прорывов от медицины нам ожидать в ближайшее время?

Основной прорыв – это способы нанодоставки лекарств, в первую очередь это субъединицы типа липосом и рибосом. Идея в том, что способы введения лекарств в организм человека очень устаревшие. Когда мы вводим препарат внутривенно, внутримышечно или глотаем его, он воздействует не только на очаг заболевания, но и на другие органы. Задача лекарств будущего – оказываться только в том месте, где они нужны. Я думаю, что через 10 лет подобные препараты будут доступны всем. К тому же сейчас мы занимаемся нейрорегуляцией. Это методы установки электродов в различные отделы нервной системы: головного, спинного мозга с целью коррекции различных функций. Например, электроды, установленные в глубинные ядра мозга, – это самый эффективный способ борьбы с болезнью Паркинсона.

По материалам электронных СМИ