Израиль обещает избавление от рака

Глава Ассоциации онкологов Израиля Вилмош Мермерштайн рассказал, как его страна вышла в авангард борьбы с болезнью века, почему успех лечения во многом зависит от пациентов и какие научные прорывы вселяют самые большие надежды.

- Доктор Мермерштайн, на израильскую медицину, особенно онкологию, возлагают надежды (нередко, увы, последние) люди со всего мира. У вас какие-то уникальные, секретные методики лечения? И правда ли, что в Израиле самый низкий уровень смертности от рака?

- Секретов никаких нет. Мы работаем открыто, и я готов обо всем рассказать. А что касается низкой смертности, то у нас крайне редко бывает, чтобы, например, женщина обратилась с 3 – 4 стадией рака груди. Большинство приходит на 1 – 2 стадии, а это сегодня излечивается практически всегда.

- Российские онкологи тоже говорят, что почти все виды рака излечиваются на ранних стадиях. Но у нас эта болезнь зачастую обнаруживается слишком поздно. Что делается для ранней диагностики в Израиле?

- Ну, если говорить о том же раке молочной железы, то ведь женщина принимает душ каждый день. Поэтому подозрительные уплотнения в груди ей легче всего обнаружить самой. То есть здесь первостепенную роль играет самодиагностика. А в целом система диагностики в Израиле находится в руках семейных врачей. Они наблюдают человека с самого рождения, знают все его болезни, контролируют регулярность обследований. При этом есть очень важная обязательная вещь: скрининг.

- Это как диспансеризация? В России ее ввели с 2013 года, и человеку она полагается раз в три года. А как у вас?

- Все граждане Израиля обязательно проходят раз в год профилактические медицинские осмотры – не тогда, когда у человека появились жалобы, а когда по анализам можно поймать первые неблагоприятные изменения в организме. Список обследований зависит от возраста. Так, женщинам, начиная с 45 лет, ежегодно делают маммографию, а мужчинам после 50-ти – исследование на простатический специфический антиген  ПСА.

- Если говорить о профилактике рака, то с какого примерно возраста нужно начинать проявлять особенное внимание, следить за анализами, прислушиваться к себе?

- В последнее время я вижу, что рак молодеет. Вполне возможно, такая картина складывается потому, что мы научились лучше его диагностировать на самых ранних стадиях. В то же время важно иметь в виду, что чем моложе возраст, тем агрессивнее ведет себя болезнь. И, с другой стороны, научные исследования показывают: если человек не заболел раком до 80 лет, то потом риск развития онкоболезней резко снижается.

- Можно сказать, что смертность от рака в целом сокращается?

- Да, это однозначно. Во-первых, благодаря раннему обнаружению. Во-вторых, благодаря прорывам в лечении.

- Сейчас ученые говорят об инновационных методах диагностики, например, о генетических исследованиях. У вас это применяется?

- У нас бывает так: приходит, допустим, женщина 60 лет с раком груди. Нет такого онколога, который не спросит: у тебя кто дома, сыновья или дочери? Если дочери, то маму тут же отправляют на генетическое тестирование. Если у нее обнаруживается мутация - вариант гена, ассоциированный с риском развития рака молочной железы, то дочерям советуют так же пройти генетическую консультацию. Аналогично мы поступаем с мужчинами: если пациенту с раком простаты 70 лет, а его сыновьям больше 45-ти и есть генные мутации, то советуем им дважды в год сдавать анализ крови, чтобы поймать болезнь на самой ранней стадии.

- Доктор Мермерштайн, вы следите за научными исследованиями, в курсе последних открытий и новейших разработок по борьбе с раком - какие из них вы считаете самыми перспективными?

- Масса интересных исследований идет. Если несколько лет назад у нас практически не было медикаментов для лечения рака почки, то сегодня есть 4 - 5 прекрасных препаратов, которые продлевают жизнь больным с метастазами, в запущенных стадиях. У меня есть пациентка, которая 10 лет уже живет. При том, что у нее были метастазы в мозг, поджелудочную железу, в печень. По раку простаты - то же самое. Буквально за последние два года появилось несколько лекарств, которые существенно продлевают жизнь больным.  

- Это все таргетные, то есть целевые лекарства, бьющие строго в цель?

- Да. Важно еще вот что. Когда говорят: этот препарат продлит жизнь на один год, я отвечаю: мы сегодня в такое время живем, что год – это очень большой срок. Велики шансы, что уже завтра-послезавтра кто-то родит новую идею, выпустит лекарство, которое поможет справиться с неразрешимой прежде проблемой.

- В каких направлениях, по-вашему, нас ждут самые существенные прорывы?

- Самые большие надежды мы, онкологи, возлагаем на геннотерапевтические средства, генную терапию. Уже есть такие препараты для лечения меланомы. Также с их помощью мы ожидаем прорыва в лечении рака легкого и рака молочной железы.

- Еще в начале 20 века люди умирали от воспаления легких, а теперь антибиотиками его лечат практически элементарно. Как вы считаете, могут наступить времена, когда мы сможем победить рак так же, как в свое время справились с пневмонией?

- Думаю, что да. Именно генетика позволит нам докопаться до глубинных причин рака и достоверно определять, какому больному какое лекарство поможет лучше всего. Потому что сейчас могут быть три человека, у которых один и тот же ген идет с мутацией, и они реагируют на лекарство по-разному. В лабораториях уже проводятся испытания, которые по генетическому анализу позволяют определить реакцию на разные препараты и выбрать самый эффективный для конкретного пациента.

По материалам  электронной версии газеты  «Комсомольская правда»